Clunking Steel Hatred/Debrief Jaya

Униженьями и страхом

Заставляют быть нас прахом,

Гасят в душах божий свет.

Если гордость мы забудем,

Мы лишь серой пылью будем

Под колесами карет.

Среди серых стен, еще недавно заброшенных и пыльных, истошно пахнет формальдегидом, размеренно скрипит авто-квилл, свинченные наскоро стеллажи уставлены коробками и склянками.

- И что, за линию фронта без единой царапины прорвались?

- Сама удивляюсь, господин провизор, дорогой. Водитель хороший у нас.

- А потом положили три грузовика сепаратистов и не потратили ни одного лейкопластыря?

- Не три, дорогой. Один. Ну, там еще химера и мотоциклы были, туда-сюда. Они же нас не ждали. Засада, знаешь такое слово? Место хорошо выбирали, взрывчатка клали, потом только выживших гранатами докидали.

- Ах, ещё и химера.

- Химеру из большой пушки положили, иншалла. Раз, два, нету химеры, три, нету мантикоры.

- И манти... Гм. Допустим. А куда у вас столько антибиотика ушло? Три десятидневных курса! Недели не прошло.

- А, это местные. Запиши: оказали содействие. Им с нами воевать, а у них антисанитарные болезни. Пришлось лечение делать. У них врачей нет совсем, за меня семь ящериц давали. Боевых! Это ещё крысы нас не кусали, повезло. Что глядишь, думаешь, вру? Во-от такие. Я не видела, но Фредди рассказывал.

- Спиртовых салфеток, я смотрю, больше израсходовали, чем препаратов для инъекций, - аугметическая оптика гвардейского провизора не выглядит впечатлённой.

- А-а, это. Так в тылу врага система нервная, обмороки делали, нашатырь мало хватал. То кишки во весь танк, то грибы в глазах, а один раз вообще страх-картина появлялась, стала нам в мозгу кровоизлияния делать. Это после того, как отбили храм Всевышнего, иншалла, у еретиков.

- Секундочку, какие гри...

- Да-а, вот на штурме крови было. Наши издалека цистерну - бах, пожар! Ящеры скакали, мотоциклы по минному полю ехали, и бородач на танке сверху стоял, глазами горел, плазмой стрелял! Их гидра по нам ни один залп не успела дать. Но если бы успела - и Джайя бы не помогла. Так и запиши - Всевышний защитил. Один, два, три оперукладки. Того, кого мы спасали, Магоса, всё равно убило, но зато он узнал, что его спасли, душа успокоилась. Веришь, дорогой: ночь, собор огро-омный такой, и так рвануло, небо дрожало.

Скрипение авто-квилла прерывается.

- Всего три манипуляции, Джаспер? После такого штурма?

- Только на тяжёлых. Некогда было. Вперёд погнали, командир велел батарею ПО взрывать, а до неё ещё ехать надо. Водитель три часа спал, Джайя три часа спала, остальные как могли спали. То мосты делали, то по вентилятору ехали прямо во-от так, боком, веришь? Потом доехали, но ещё не до конца, надо было укреплений штурмовать, вот тут вот пиши: две, нет, четыре укладки, перевязочный, шовный, потому что пиломечи, топоры, то, сё, сам знаешь.

- Топоры?..

- Отбитые, совсем отбитые, дорогой. Изменщики эти. Бегают, кричат, а у нас пушки нет... Огнемёт зато хорошо пригодился, что по пути нашли. Сюда ещё нашатырь спиши. И у них аптека годный, вот с этой маркой - это оттуда препараты. Вот такой значок и такой.

- "ЩО"?

- Вот такой, говорю, значок, и вот такой, вот. Что дальше? Снотворный, антигистамин, пиши: это гражданским в бомбоубежище давали, а то чихают, плачут, спать мешают. Да, так и пересидели, потому и целые. Перевязки меняли раз в день, ожоговые тоже спиши. Это командиру досталось - они с комиссаром нашим поехали танком батарею взрывать, но Всевышний их нам вернул своей рукой, живых, и тогда Ангелы спустились. Так всё и было. Джайе можешь не верить, во Всевышнего верь.

~ * ~ * ~

В общих помещениях отведённого под казарму хаб-блока царит сонный гул голосов, помигивают вразнобой полуотработанные глоу-лампы, никто не прислушивается к разговору на незнакомом гортанном наречии.

- Э, у тебя тут, смотри, ремень надорван, Саид. Зашей. Нет, дай мне, я сама зашью, сон не идёт, надо чем-то голову занять...

- По-моему, ты втрескалась, Джайя-ханум.

- По-моему, я тебе сейчас сломаю нос, Саид-эфенди.

- Выговориться тебе надо, а не голову занять, старший врач.

Два строгих взгляда лязгнули друг об друга в неровном свете. Вздох.

- Ты прав, Саид, волновалась много. Нельзя привязываться, начинаешь смерти бояться.

- Так всегда с хорошими людьми бывает.

- Да разве только с людьми, - смеётся, - у нас такой хороший повар был. Я думала, все ратлинги как Брендибок, а Фреди вроде как он сам себе на уме, а всё равно знаешь: он тут, рядом, выручит. И стреляет тоже ничего так. Сколько он там положил? Ты считал?

- Я не считал, зачем. Перед Всевышним все равны. Эти, качанские...

- Катачанские.

- Да, катачанские тоже много положили.

- Да, и они хорошие люди. Не просто стреляют - защищают. Глядишь: впереди вон там смерть твоя на тебя смотрит. А потом автопушка где-то бах - и нет смерти. Дай ремень, я зашью всё-таки.

- Не нужно, я сам. С водителем вы хорошо сработались, Джайя-ханум.

- Сперва чуть не заблудилась! А потом да. Хорошо, когда ехать надо долго, скучно, а для тебя всегда шутка найдётся или слово доброе.

- Отчего скучно, у тебя дата-плашка была.

- А это не игрушка же, брат! Это, знаешь, важно было. Слово такое важное для этого есть...

- Какое слово, Джайя-ханум?

- Как сказать... Доверие, Саид. Да. Наверное, это слово.

- Хорошее слово. Я зря пошутил, это хорошо, когда командиры доверяют, а их любят.

- А главное, знаешь, брат, они спокойные все. Руки не распускают, слюнями не брызгают, глазами не крутят туда-сюда. Сержант орёт, но он всё равно хладнокровный, да? А когда они спокойные, и нам спокойнее.

- Даже псайкер, да.

- Ага! Сперва страшно было, что он выкинет. Это какой припадок должен был случиться, чтобы все зубы себе съесть. Чуть что - огонь по рукам бегает, жуть.

- Раз друзья у него есть, значит, не совсем плохой человек.

- Да, бережёт своих, это видно. Как может. Такая уж у них служба, по краю ходить. Под смертью, и то проще.

- Все там будем.

- Не сегодня, брат.

Жизнь и смерть — две главных вещи.

Кто там зря на смерть клевещет?

Часто жизни смерть нежней.

Научи меня, Всевышний,

Если смерть войдет неслышно,

Улыбнуться тихо ей.

(стихи - Евгений Евтушенко)